МЫ
В СОЦСЕТЯХ |            

Разное

11-ЛЕТНИЙ НАБОРЩИК 
У Егора Андреевича Максимова удивительная, в отличие от многих из нас, биография. Крестьянин-бедняк по происхождению, он в 11-летнем возрасте после окончания четырех классов местной школы стал профессиональным полиграфистом.
Родился Егор в 1897 году в селе Гладышево Токаревского района Тамбовской области. В 1908 году был принят учеником наборщика в частную типографию села Прасковея в то время Ставропольской губернии (вон куда мальца занесло!), а через три года, подучившись, стал работать на более солидном предприятии – в типографии «Общее дело» города Кисловодска Терской губернии.
В благодатном курортном крае Максимову очень понравилось. Но тут 17-летнего паренька поджидало первое суровое жизненное испытание. В июле 1914 года персонал типографии забастовал, требуя повышения зарплаты, снижения длительности рабочего дня. Егор присоединился к бастующим. В результате был изгнан без выходного пособия. Печатник Павел Сотников, с которым он успел подружиться, предложил:
- Не махнуть ли нам, Егорка, на Кавказ?
Так и поступили, не долго раздумывая. Без гроша в кармане, с забавными и порой драматическими дорожными приключениями добрались до города Баку. И попали, как говорится, из огня да в полымя. Иноязычное население, исламская вера, непривычный уклад жизни… А главное, владелец типографии Куинджи оказался прохиндеем и деспотом. Заставлял стоять у наборной кассы или печатной машины без выходных, когда требовалось выполнить срочные заказы, а за малейшую провинность наказывал вычетом из заработка.
Легкий на подъем, Егор рванул на родину, в Тамбов, и получил место по своей профессии в типографии Москалева.
СЛУЖИЛ В ГРЕЦИИ РУССКИЙ СОЛДАТ…
Проработав наборщиком всего лишь полгода, Максимов получил повестку о призыве в Императорскую армию. Отправили его не куда-нибудь, а в саму Москву белокаменную. Был зачислен в 165-й запасной полк, сформированный в Хамовнических казармах, стал солдатом.
Шла вяло текущая Первая мировая война – то с боями, то с передышками. Из истории известно, что Россия была на стороне Антанты против Германии. Наши союзники настоятельно просили царское правительство направить во Францию и на Балканы, где складывалась напряженная обстановка, русские войска. В результате на Западный фронт были отправлены четыре особых бригады, получившие название «Русский экспедиционный корпус».
Егор Максимов попал в 192-й запасной полк 4-й особой пехотной бригады. Деревенскому малообразованному парню и не снилось, какие яркие и незабываемые впечатления его ожидают. Впервые в жизни он оказался на палубе огромного корабля, доставившего русских солдат из Архангельска во французский порт Брест. Да вот беда – в пути его свалила морская болезнь…
Потом на поезде их привезли во французский город Оранж, в военный лагерь Фреюс. Вскоре 4-ю особую бригаду через военный порт города Тулона перебросили в Грецию, в город Салоники. А после месяца упорных тренировок Максимов оказался на боевых позициях. В первом же наступлении на врага появились убитые и раненые. Но Егору повезло: получил лишь легкую контузию. А потом бой следовал за боем…
Неожиданно на фронт пришла весть о том, что государь император Николай II отрекся от престола, а за ней другая – совершилась Февральская революция. Русские войска приняли присягу на верность Временному правительству.
Офицеры и солдаты, как позднее вспоминал Егор Андреевич, восприняли эти события довольно спокойно. Но вскоре в батальонах и полках началось политическое брожение. Солдатам надоело находиться на чужбине, осточертело участие в кровопролитных сражениях, неизвестно ради чего. Они оказались как бы между двух огней. С одной стороны – присяга, данная Временному правительству, с другой – кем-то распространявшиеся среди солдат прокламации с призывом бросать оружие и требовать возвращения домой.
Стремился на родную Тамбовщину и Максимов, тем более что его отец жаловался в письмах: хозяйство приходит в упадок, нужна помощь.
И тут грянула Октябрьская революция. Сообщение о ней вызвало резкое падение дисциплины, участились случаи дезертирства. Массовым явлением стал отказ выступать на боевые позиции, выполнять команду «Огонь!». Создавались солдатские комитеты, проходили бурные митинги. На одном из них до этого робевший Максимов, вскочив на орудийный лафет, заорал во всю глотку:
- Бросай, братцы, оружие! Домой! Хотим домой!
- Командир приказал меня арестовать, - много лет спустя рассказывал ветеран, - но той же ночью однополчане меня освободили.
Домой Максимов попал не скоро, как и большинство других сослуживцев. Среди офицеров и солдат не было единодушия. Одни встали на сторону большевиков, другие не верили никакой власти, третьи, боясь репрессий, подумывали об эмиграции. На Тамбовщину после долгих и мучительных мытарств Егор возвратился в конце 1920 года при содействии Международного Красного Креста. И оказался в совсем другой стране, не похожей на ту, из которой уезжал служить царю и Отечеству.
Но война для Максимова на этом не закончилась. Его тут же мобилизовали в Красную Армию. На фронте пробыл ровно год. Участвовал «по борьбе с бандами на Украине», как указал он в личном листке по учету кадров, устраиваясь на работу в типографию.
После 20 лет мирной жизни – снова под ружье: началась Великая Отечественная война. На фронте Максимов пробыл с марта 1942 года по сентябрь 45-го. Воевал хорошо, особенно отличился в боях на Курской дуге. Трижды был ранен: в ногу, в голову, лишился пальцев левой ноги. Демобилизовался в звании «ефрейтор» с орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией».
В СТРОЖАЙШЕМ СЕКРЕТЕ…
Вернемся, однако, к трудовой деятельности Егора Андреевича. По возвращении из Греции (кстати, там он научился довольно бойко говорить по-гречески) Максимов непродолжительное время крестьянствовал, но тяга к ранее полученной профессии пересилила. Устроился в типографию газеты Токаревского района Тамбовской области, затем работал наборщиком в Лев-Толстовском районе тогдашней Рязанской области. С 1933 года заведовал типографией в Добринке, но после демобилизации с фронтов Великой Отечественной войны вновь встал к верстальному столу, по буковкам и строчкам набирая газету «Ленинский путь».
Как Максимову удалось получить место в типографии, остается неразрешимой загадкой, ведь длительный срок он находился за границей, да еще в столь смутное время. Такие люди тогда жили под подозрением – не враг ли, не иностранный ли агент.
Вот тому пример: Иван Фомин, как и Максимов, служил в Русском экспедиционном корпусе. Был отравлен во время газовой атаки немцев. «Русского солдата, потерявшего сознание, - рассказывает его сын, военный историк в звании полковника В.И. Фомин, - подобрали на поле боя немецкие санитары. В полевом госпитале его привели в чувство и отправили «отдышаться» на сельскохозяйственные работы. Чем-то он там не угодил, его избили и отправили в лагерь для военнопленных на «должность» смертника – санитара холерного барака. Из плена вернулся в 1919 году поседевшим, без зубов, с перебитой переносицей… В Советской России не чествовали героев, вернувшихся из Франции, несмотря на то что одну из их групп тепло принял Ленин. Позже папа молчал и о службе во Франции, и о германском плене. Остается только удивляться, как он выжил перед войной, работая в продуктовом магазине, где обслуживались сотрудники Лубянки. А там все были, как говорится, «под колпаком». С начала Великой Отечественной войны отец вступил в дивизию народного ополчения и в октябре 1941 года погиб, защищая Москву».
А что же с Максимовым? Ему удалось избежать репрессий, он продолжал работать наборщиком. Между тем, следует пояснить, что типографии тогда считались режимными предприятиями. Это диктовалось требованием строгого соблюдения государственных тайн, недопущения хищения шрифтов и – еще страшнее! – нелегального издания листовок, бланков для документов, другой печатной продукции. Посторонним лицам вход в типографию запрещался. На предприятие с проверкой периодически наведывались сотрудники органов госбезопасности.
Как и все работники Добринской типографии, в 1958 году Егор Андреевич подписал следующий секретный документ: «Обязательство. Я, нижеподписавшийся Максимов Егор Андреевич, состоя на работе в издательстве газеты «Ленинский путь» в качестве наборщика или будучи уволенным, настоящим обязуюсь хранить в строжайшем секрете государственные тайны, известные мне в силу служебного положения, а также сведения, касающиеся районной газеты и ее работы. Ни под каким видом их не разглашать и ни с кем не делиться ими (в частности, не допускалось, чтобы до выхода газеты в свет посторонним лицам становилось известно о содержании опубликованных в ней материалов. – Прим. автора)».
Далее в документе говорилось: «Мне известно, что за разглашение государственной тайны я несу ответственность в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 июня 1947 года.
Также обязуюсь сообщать о всех изменениях, указанных в моей анкете, и, в частности, о родственниках и знакомых, связанных с иностранцами или выехавших за границу».
Указ, естественно, был засекречен. Назывался он так: «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну». Указ состоял из нескольких пунктов, в которых были названы меры наказания: от 5 до 15 лет заключения в исправительно-трудовой колонии. Дела о таких преступлениях рассматривались Военным трибуналом.
Е.А. Максимов умер в возрасте 63 лет, отдав добринской газете в общей сложности 30 лет.
В. ВОЛОКИТИН.
На снимках: Е.А. Максимов; прибытие русских войск во французский порт Брест; группа солдат в Салониках.

РЕКЛАМА ЯНДЕКС 2023

Последние комментарии